Мы в детях себя продолжаем

По воскресеньям они совершали увлекательные прогулки. Дети убегали вперед, снова возвращались к родителям, чтобы послушать, как мать или отец читают наизусть любимые стихи, говорят о том, что происходит в мире. При всей своей занятости отец выкраивал время для таких семейных прогулок, являвшихся и отдыхом, и школой познания мира, беседовал с детьми о книгах, природе, политике. Этим отцом был Карл Маркс, который сумел стать другом и учителем детей. Нравственный мир его семьи предопределил будущее всех трех дочерей. Женни Лонге, Лаура Лафарг и Элеонора Маркс-Эвелинг, выросшие в доме, где постоянно звучали горячие речи коммунистов о светлых идеалах добра, справедливости, свободы для трудящихся всего мира, продолжили дело отца. Их имена известны в истории революционного движения.

Нравственный мир семьи. Его атмосферу обусловливают взгляды на общество, на жизнь, на человека, любовь и уважение друг к другу, ответственность за свои поступки. Как первичная ячейка общества, семья отражает не только традиции народа, но и его социальные завоевания. Ребенок знакомится в ней с нравственными ценностями, жизненными установками, которые исповедуют отец, мать.

Вернемся к семье Карла Маркса. С детства испытывая нужду, его дочери привыкали не унывать, уважали труд. Чуть позже переписывали с матерью работы Маркса.

Отец был их кумиром. И вместе с тем — товарищем. Товарищем в играх, разговорах. Свои мысли нередко высказывали в письмах друг другу. Сердечность, доверие царили в доме. Маркс часто рассказывал дочкам чудесные сказки. Старшая из девочек — Женни увлекалась книгами. И к 13 годам очень многое знала из истории Греции, о конституции Спарты, реформах Солона, битве при Фермопилах.

Особенно часто в семье Маркса обсуждались политические темы. Женни, Лаура, Элеонора не просто слушали эти разговоры — отец учил их думать, умел все объяснить. Вместе радовались победам, одержанным пролетариатом. Ни одно крупное событие не проходило мимо пытливых взоров девочек.

Младшая, Элеонора, в 1861 году, когда началась гражданская война между северными и южными штатами Америки, решила, что ей нужно помочь президенту Линкольну. «У меня, — пишет она, — было непоколебимое убеждение, что президент Соединенных Штатов Америки Авраам Линкольн никак не сможет обойтись без моих советов в военных делах, и поэтому я писала ему длинные письма, которые Мавр должен был, конечно, читать и «относить на почту». Много, много лет спустя он показывал мне эти детские письма, которые он сохранил, ибо уж очень они были забавны».

Письма Маркса к дочерям чуть шутливы, с юмором, изобилуют бытовыми подробностями. И девочки обращаются к нему в таком же тоне, что, однако, никак не преуменьшало его авторитета. Дети величали отца Мавром, Олд Ником, Стариком, а он всем им тоже давал прозвища — Какаду, Лилипут, Тусси, Кво-Кво и прочие.

Полнейшее взаимопонимание, достигнутое Марксом в семье, сыграло едва ли не основную роль в том, что дети выросли его единомышленниками, приверженцами тех же идеалов. Сама атмосфера в доме, проникнутая духом-дружбы, побуждала к сочувствию не только родным, друзьям, но и людям на другой стороне планеты. Образ мышления, дополненный щедростью большого сердца, умеющего отзываться на радости и беды всего мира, заключает в себе тайны мудрого воспитания, столь же естественного, как продолжение рода. Вместе с молоком матери ребенок впитывает все, чем живет семья.

Карл Маркс любил говорить, что дети воспитывают своих родителей. А разве не так?

... — Мама, у древних народов было принято сначала угостить, обогреть путника, потом уже спросить, зачем он пришел. Здорово?!

Тут ты невольно вспоминаешь, как накануне рассердилась на соседку, зачастившую к тебе, чтобы позвонить очередной приятельнице, и краска ударяет в лицо.

— Знаешь, отец, наблюдал вчера за строителями, которые наш дом ремонтируют. Думаю, есть ли у людей совесть? Все тяп-ляп... Лишь бы поскорее.

И ты в смущении мысленно перебираешь, не допускаешь ли тоже на своей работе «тяп-ляп». Не хочется выглядеть плохо перед сыном, поколебать уважение к себе дочери. Потому уже придирчивее следишь за своей речью, опасаясь, что грубое слово усвоит ребенок или, что еще хуже, оно вызовет у него нелестное мнение о тебе, отце. И пересматриваешь свое отношение к книгам, природе, к людям.

День ото дня, год от года взрослеют наши малыши. Становятся инженерами, учеными, руководителями государственного ранга, командирами кораблей... Зачастую именно в эту пору мы открываем для себя истину: все, что заложили в детей сызмальства, проявляется теперь, как на фотопленке,— очерченно, резко. И приносит нам радость или горе.

Еще В. Сухомлинский сказал: «Ребенок — зеркало семьи; как в капле воды отражается солнце, так в детях отражается нравственная чистота матери и отца». Отражаются трудолюбие, уважение к людям, честность, гражданственность. Отражается патриотизм в суждениях и поступках.

Достойные поколения

Для того, чтобы воспитать человека, годного для будущего,

надо воспитывать его, имея в виду вполне совершенного человека,

— только тогда воспитанник будет достойным членом того поколения,

в котором ему придется жить.

Л. Н. Толстой

Метель к вечеру разыгралась не на шутку. Вовка так и заснул под завывание ветра, а Ивана Сергеевича все нет.

— У вашего Сорокина, как у Суворова, служба от зари до зари,— чуть улыбнувшись, посочувствовала его жене соседка.

Екатерина Васильевна в ответ, не смущаясь:

— Ничего удивительного, тоже военный. Может и ночью по тревоге отправиться в путь. Обычное дело.

Когда наконец возвратился муж, Екатерина Васильевна встретила его у порога:

— За Вовкой соседка посмотрит, я договорилась, а нам надо поспешить в больницу, мне что-то не по себе.

Разъяснений не потребовалось. Иван Сергеевич сразу все понял — наступил срок.

До районной больницы — километра два, не меньше. Дорогу замело. Ни машин, ни людей. Екатерине Васильевне казалось, что упадет сейчас в снег и не двинется дальше.

— Может, тебя понести? — предложил Иван Сергеевич.

— Ну что ты! Я же привычная.

Жизнь действительно не баловала ее. Росла в селе под Харьковом. И воду таскала, и печь топила. Потом девчонкой на фронт ушла. Не раз под пулями связь налаживала. Однажды перед началом боевых действий вдруг умолк телефон. Командир дал тридцать минут на исправление повреждения. И Катя — сержант Екатерина Шапарь — поползла вдоль линии. Вблизи рвались снаряды, гремела артиллерийская канонада. «Пять, десять, пятнадцать минут», — шептала девушка. Внезапно дрогнула земля, все вокруг заволокло дымом. Скатилась в воронку. Сколько еще минут в ее распоряжении?

Катя успела найти обрыв. Быстро скрепила концы провода и — в обратный путь. Только вернулась — началась атака. Связь с подразделениями была отличной. О выполнении этого задания напоминает медаль «За боевые заслуги».

Под пулями ходила, а тут раскисла. Больница-то уже совсем рядом. Надо еще чуть-чуть потерпеть.

Едва врачи приняли жену, Иван Сергеевич заторопился домой, к сыну. К своему маленькому сыну, который завтра станет старшим ребенком в семье. Мальчуган сладко посапывал в кроватке. Отец поправил на нем одеяло, лег сам, но долго не мог уснуть. Вспоминал, как встретились с Катей на фронте, как воевали в соседних подразделениях. Он не раз рассказывал сыну о последних днях войны. Когда уже пал Берлин, их дивизия участвовала в боях под сильно укрепленным городом Бреслау. В ночь на 9 мая Катя дежурила на коммутаторе. И вдруг в наушниках прозвучал торжественный голос: «Включиться всем! Будет передано важное сообщение»...

Катя выскочила на улицу.

— Победа! — кричит. — Победа! Кончилась война!

Ее подхватили выбежавшие из казармы солдаты, начали подкидывать вверх. Худенькая, маленькая, девушка взлетала, словно пушинка. Иван Сорокин поймал ее, опустил на землю возле себя. Ласково заглядывая в глаза, спросил:

— Вот и мир. Пойдешь замуж за меня?

Вскоре Катю демобилизовали. Она уехала домой, на Украину, а следом за ней явился в отпуск Иван Сорокин и увез молодую жену на долгие годы в дальние гарнизоны.

...Чуть свет Иван Сергеевич помчался в больницу. Нянечка показала через украшенное морозным узором стекло маленький сверток — сына. Иван Сергеевич, радостно возбужденный, приложил руку к сердцу — спасибо, мол, за сообщение. Едва собрался уходить, нянечка вновь позвала. Еще один сверток поднесла к окну. Родила Екатерина Васильевна близнецов.

Как в народных сказках говорится, росли у отца с матерью три сына, три богатыря. Малыши пронзительно кричали по ночам, требовали, чтобы их накормили, перепеленали, тепло укутали. Забот у Екатерины Васильевны прибавилось втрое. Жили далеко от родных мест, бабушки рядом не было. Ясли и детский сад всех детишек не вмещали. Квартиру не сразу получили — комнату на первых порах снимали. Иван Сергеевич старался облегчить жене трудности кочевого гарнизонного быта, но служба отнимала у него слишком много времени. И невольно шестилетний Вовка стал главным помощником матери.

— Сынок, сказку расскажи малышам...

— Сынок, песню им спой...

— Сынок, покачай их, пока я обед сварю...

Послала как-то Вовку за хлебом в магазин. В домашних хлопотах не заметила, как три часа пролетело. Спохватилась, что сына до сих пор нет. Екнуло сердце. Ведь Вовка совсем ребенок, даже в школу еще не ходит. На улицах машины снуют. Городок хоть не велик, но и не мал — заблудиться можно. Попросила соседку посмотреть за близнецами, а сама — на розыски.

Володю нашла на соседней улице. Повесив сумку с хлебом на забор, он увлеченно гонял с мальчишками в футбол. Игра была в разгаре, возбужденные ребячьи голоса звенели над зеленью палисадников. У Екатерины Васильевны не вырвалось ни слова упрека. Молча взяла сумку с хлебом, торопливо направилась к дому. Вовка догнал ее:

— Мам, а мам! Я нечаянно. Мама, ну правда, я совсем капельку поиграл! Ты сердишься?

— Нет, Вовочка, — вздохнула Екатерина Васильевна, — просто я забыла, что ты у нас маленький. Думала, подрос. Оказывается, ты вроде братьев, которые еще за мою юбку цепляются.

Вовка, самолюбивый чуть ли не с пеленок, аж побелел от досады. Глаза наполнились слезами.

— Подрос я, не маленький. Папа говорит, я уже большой.

— Он же не знает, как ты за хлебом ходил.

— Ну, пожалуйста, мамочка, не говори ему, — с мольбой смотрит в глаза.-— Папа вчера мне шапку военную примерял, обещал подарить, а теперь скажет, что я еще мал.

Следующей зимой Володя пошел в школу и получил заветную старую отцовскую ушанку со звездочкой. Очень ею гордился. В такой шапке, на которую заглядывались его сверстники с соседней улицы, еще больше старался не подкачать, оправдать папино доверие. Прежде чем научился считать и решать задачки, овладел другой премудростью: привык замечать, когда мама устает, когда малышам нужна его помощь. Прошел своеобразную школу, в которой развивались, крепли чувство долга и чувство любви.

У Володи появилась привычка оберегать младших братьев, заботиться о них, уступать им. Это благотворно влияло на его характер. Юркие, подвижные, со светлыми вихрами волос, похожие друг на друга как две капли воды, близнецы невольно обращали на себя внимание, были любимцами военного городка. И в семье их тоже, естественно, баловали. Неистощимые на всякие выдумки, проказы, Саша с Мишей причиняли матери немало беспокойства. Порой Екатерина Васильевна корила озорников: — Вова в ваши годы все умел, а вы! Хорошей хозяйкой оказалась сержант Катя Шапарь. Свою любовь к медицине — мечтала когда-то стать врачом — применяла теперь дома: то у Саши горло болит, то Миша ногу поранит. Только успевай лечить. Всегда ровная, доброжелательная со всеми, часто повторяла сыновьям:

— Очень бы мне хотелось, чтобы вы относились друг к другу, как мы с братом, вашим дядей Сергеем.

Екатерина Васильевна рассказала им о совершенно случайной встрече с Сережей на фронте. Катя ушла в армию, когда гитлеровцы приблизились к их родному селу Великий Бурлук. Часто думала о брате, который тоже воевал: от него давно не получала вестей. Вдруг однажды прямо перед ней резко затормозил зеленый газик, оттуда выскочил парень в гимнастерке.

-— Катенька! — закричал он, подхватывая ее на руки. — Катенька, голубушка, что ты тут делаешь?

— Воюю, Сереженька.

— Ты?! Воюешь?!

Катя закивала головой.

— А ты здоров ли? Не ранен?

— Все было, сестренка, все. И в танке горел, и в реке тонул, но, видишь, — жив. Жив! Только вот врачи не разрешили больше в танковых войсках служить. На газик посадили.

— О наших ничего не знаешь?

— Ничего.

Оба загрустили: как там отец с матерью, живы ли?

Когда село освободили, командир разрешил Кате навестить родителей. Вот уже скоро покажутся беленькие хаты, зеленые сады. Но что это? Черные печные трубы посреди голой степи. Седой старик строит сарайчик на том месте, где раньше их хата стояла... Присмотревшись, невольно вздрогнула: неужели? Опустила на землю вещмешок. Спросила охрипшим от волнения голосом:

— Солдатку в дом возьмете?

— Взять-то возьмем — только куда? Немец хату спалил, — медленно повернулся к ней старик. — Катя, Катенька! Дочка... Мать, Катюша приехала!

К радости примешалось немало горя. Катя услышала о гибели близких, о страданиях, выпавших на долю родителей. Отдала им пайки — и свой, и те, которыми щедро поделились с ней подруги-телефонистки. Утешила известием о Сергее. С трудом распрощавшись, на следующий день отправилась догонять своих.

Теперь Екатерина Васильевна иногда размышляла: что связывало их, детей, такими крепкими узами с отцом и матерью? Почему они всегда понимали друг друга? Катя жалела мать, старалась ей помогать. Брат с удовольствием работал вместе с отцом. Екатерине Васильевне порой казалось, что сегодня ребята, в избытке обеспеченные всеми благами для счастливого детства, теряют что-то весьма важное. «Прав Ваня, — внутренне соглашалась с мужем, — надо постоянно заботиться о духовном, нравственном становлении наших мальчишек».

Как-то вечером Иван Сергеевич вернулся домой хмурым. Молча сел ужинать. Ребята насторожились — обычно отец любил побеседовать с ними о том, как прошел день. Поев, сказал Володе:

— Представляешь, у нас в доме воришка завелся.

У сына даже глаза округлились от такой новости.

— Да, да, не удивляйся. Ты на меня не смотри, лучше спроси у них, — кивнул в сторону близнецов.

Те с не меньшим недоумением глядели на отца.

— Ага, не понимаете, о чем речь? А кто марку из альбома Пети Скворцова взял?

— Так он сам у нас две марки при всех отнял! — завопил Миша. — Как разбойник с большой дороги!

— Он разбойник, а вы воришки.

Обидно было такие слова услышать. Большего оскорбления не придумаешь. Мать, готовая — дети хорошо это видели — любому последнюю рубашку отдать, изменилась в лице, грустная-грустная, принялась молча мыть посуду. Посовещались ребята и попросили Володю:

— Отнеси Пете марку.

— Сами натворили, сами и расхлебывайте. Я позориться из-за вас не хочу, — решительно отказался брат.

Делать нечего — возвратили близнецы марку хозяину да еще вторую подарили.

Другой раз Иван Сергеевич заметил, что сыновья не совсем вежливы со взрослыми. Войдя в квартиру, словно невзначай заговорил с Екатериной Васильевной:

— Иду я сейчас домой, а навстречу мне во весь опор летит Дима, сын капитана Гладкова. Чуть с ног меня не сбил. Я его за локоть поймал. Он тут же огрызнулся: «Чего хватаешься?» Ох, думаю, бедный капитан Гладков! Если узнает, со стыда сгорит. Прекрасный командир, умело воспитывает солдат, а сын позорит его на весь городок. Мои ребята, надеюсь, такого себе никогда не позволят.

-

Близнецы в один голос:

— Мы вовсе не грубили капитану, когда он нас схватил.

— Вас?!

Потупились. Сами себя выдали. Потом, перебивая друг друга, выложили, что была у них с капитаном похожая история. Не хотели дерзить, да так получилось.

Мать печально промолвила:

— Всем известно, что наш отец офицер, фронтовик. Теперь люди уважать его перестанут. Из-за вас...

— А еще звездочку просили с шапки, — слегка укорил Иван Сергеевич.

Уж лучше бы ругали на чем свет стоит, чем такой горький упрек бросать: «Отца из-за вас уважать перестанут». С тех пор от мальчишек никто грубого слова не слышал.

Немало хлопот причиняли близнецы учителям. Сообразив, что в школьной форме их почти не различить, менялись местами за партой, друг за друга отвечали уроки. И однажды Ивана Сергеевича пригласили к директору.

— Кто-то из близнецов сорвал урок.

— Кто именно? — спросил Иван Сергеевич.

— Боюсь ошибиться...

— Может, оба?

— Нет, второй сидел тише воды, ниже травы.

— Так кого же наказывать?

Через какое-то время учитель физкультуры пожаловался:

— Ума не приложу, кто из них за двоих прыгает, кто за двоих бегает?

И решил с того момента Иван Сергеевич наказывать сразу обоих: «Если один из вас урок срывает, а другой ему потакает или один бегает за двоих, то виноваты оба».

Правда, наказания дома применялись своеобразные. Никогда пальцем не трогал детей Иван Сергеевич, не говоря уже о Екатерине Васильевне. Зато умел поговорить с ними так, что сами ребята предпочитали иной метод воздействия.

При всей своей занятости, частых командировках Иван Сергеевич находил время на долгие беседы с мальчиками. О книгах и музыке, о героизме солдат на войне, о природе родного края, о победе любимой футбольной команды, о событиях за рубежом. Всегда четко выражал свою мысль, взгляды, стремился увлечь подростков своими идеалами.

Дети росли, как в большинстве офицерских семей. Рано узнали, что такое военная служба, с чем связано выполнение воинского долга — крепить оборону страны, чтобы мирно трудились люди. Ночные тревоги, когда отец уезжает на несколько суток. Переезды из одного гарнизона в другой, смена учителей, школьных товарищей. Ожидание, как праздника, выходного дня отца, чтобы вместе сходить в лес, на реку или хотя бы в кино, просто собраться всем дома, поговорить о разном.

Однажды вечером Екатерина Васильевна почувствовала себя плохо. Она и раньше болела, даже вынуждена была уйти с работы. Принимала лекарства, потом снова бралась за хозяйство. Ребятам отец непрерывно внушал: «Берегите мать. Не думает о себе совсем». И сыновья без пререканий мыли полы, бегали за продуктами, помогали прополоскать белье. Соседи реагировали по-разному.

— Ну и мальчики, все умеют делать. Прямо клад достанется женам, — по-хорошему завидовали одни.

Другие язвили:

— Где это видано, чтобы парни стряпали?

На этот раз маму положили в больницу. Дом сразу опустел. Когда после службы Иван Сергеевич переступил порог — ахнул. Все прибрано. На плите ждет его горячий ужин, как при жене. Мальчики заняты уроками.

— Я уже у мамы был, — тут же сообщил Володя. — Саша с Мишей блинчики испекли, так я отнес. Она очень обрадовалась. Ей уже лучше. Так что не волнуйся!

Не зря восточная мудрость гласит: посеешь горечь — будет горек плод, от сладких зерен — сладкое взойдет. Под влиянием домашней атмосферы, примера взрослых, их разговоров, поступков, их любви и уважения друг к другу формировались характеры детей. Вот, скажем, будничным днем Иван Сергеевич принес жене цветы. Екатерина Васильевна заулыбалась от удовольствия. Спустя какое-то время с букетом в руках появился Володя:

— Мама, это тебе!

Не пожелали отстать от старшего брата и близнецы — шумно вручили маме два одинаковых букета. Причем сами буквально сияли от того, что порадовали Екатерину Васильевну...

Самостоятельно выбирали сыновья жизненный путь. Иван Сергеевич не навязывал им своего мнения. Разве мало хороших специальностей? Стране нужны и строители, Iи слесари, и инженеры, и педагоги. Каждому найдется профессия по вкусу. Заявив после восьмилетки, что пойдет на завод и одновременно — в вечернюю школу, Володя ожидал резких возражений: родители хотели, чтобы сын получил высшее образование. Иван Сергеевич, однако, ограничился кратким:

— Решай сам. Ты достаточно взрослый.

И прервал на полуслове Екатерину Васильевну, которая разохалась: совсем, дескать, он еще мальчик, куда ему на завод?

Володя освоил специальность слесаря. Завод был современным, работа — интересной. А вечерами — уроки. Через два года принес родителям аттестат об окончании школы. Убедительное свидетельство его упорства, трудолюбия. Накануне призыва в армию завел с отцом разговор о своих планах:

— Знаешь, решил я стать офицером...

При выпуске из училища Владимиру вручили диплом с отличием. Зарекомендовав себя в части хорошим специалистом, он поступил в военную академию.

К тому времени и близнецы надели курсантскую форму. Занимались прилежно. «Командование и политический отдел выражают вам, Екатерина Васильевна и Иван Сергеевич, свою признательность и большую благодарность...» — писал начальник училища. По примеру старшего брата получили дипломы с отличием. Служат в авиации.

Все, что возбуждает мысль и воображение ребенка, делается не какими-то неведомыми силами, а вот этой тяжелой милой рукой, которая сейчас гладит голову своего октябренка или пионера... дети знают, видят, что вся фантастика сказок воплощена отцами в действительность и что отцы совершенно серьезно готовятся лететь на Луну. Отец может рассказать о героических битвах Красной Армии более интересно, чем бабушка или дед о подвигах сказочных богатырей... Действительность развертывается перед детьми не как сложнейшая путаница непонятных явлений, противоречивых фактов, а как наглядный процесс работы, отцов, которые, разрушая отжившую действительность, создают новую, в которой дети будут жить еще более свободно и легко...

А. М. Горький